Петр Петрович Петухов, поручик пятьдесят пятого Подольского пехотного полка, получил по почте письмо, полное приятных пожеланий.
«Приезжайте, — писала прелестная Полина Павловна Перепелкина, — поговорим, помечтаем, потанцуем, погуляем, посетим полузабытый полузаросший пруд, порыбачим. Приезжайте, Петр Петрович, поскорее погостить».

Петухову предложение понравилось. Прикинул: приеду. Прихватил полустертый полевой плащ, подумал: пригодится.
Поезд прибыл после полудня. Принял Петра Петровича почтеннейший папа Полины Павловны, Павел Пантелеймонович.
«Пожалуйста, Петр Петрович, присаживайтесь поудобнее», — проговорил папаша. Подошел плешивенький племянник, представился: «Порфирий Платонович Поликарпов. Просим, просим».
Появилась прелестная Полина. Полные плечи прикрывал прозрачный персидский платок. Поговорили, пошутили, пригласили пообедать. Подали пельмени, плов, пикули, печенку, паштет, пирожки, пирожное, пол-литра померанцевой. Плотно пообедали. Петр Петрович почувствовал приятное пресыщение.


После приема пищи, после плотного перекуса Полина Павловна пригласила Петра Петровича прогуляться по парку. Перед парком простирался полузабытый полузаросший пруд. Прокатились под парусами. После плавания по пруду пошли погулять по парку.
«Присядем», — предложила Полина Павловна. Присели. Полина Павловна придвинулась поближе. Посидели, помолчали. Прозвучал первый поцелуй.
Петр Петрович притомился, предложил полежать, подстелил полустертый полевой плащ, подумал: пригодился. Полежали, повалялись, повлюблялись. «Петр Петрович — проказник, прохвост», — привычно проговорила Полина Павловна.
«Поженим, поженим!» — прошептал плешивенький племянник.
«Поженим, поженим», — пробасил подошедший папаша.
Петр Петрович побледнел, пошатнулся, потом побежал прочь. Побежав, подумал: «Полина Петровна — прекрасная партия, полноте париться».
Перед Петром Петровичем промелькнула перспектива получить прекрасное поместье. Поспешил послать предложение.
Полина Павловна приняла предложение, позже поженились. Приятели приходили поздравлять, приносили подарки.
Передавая пакет, приговаривали: «Прекрасная пара».

***
Продолжим:

Прекрасная пара периодически поругивалась. Пётр приобрёл пагубную привычку пьянствовать. После появления потомства Пётр перестал притворяться порядочным, постоянно поколачивал Полину, потом просил прощения, плача приговаривал: прости подлеца! Полина поначалу пыталась привыкнуть переносить побои. Постепенно, переполнившись презрением, поняв причину патологического пристрастия паразита, прекратила попытки примирения, помолившись, подобрала полено покрепче, постукивая пьяницу пониже поясницы, приговаривала: прекрати пьянствовать, пожалей печень, покажи пример приличного поведения подрастающему первенцу, покайся, придурок, поздно просить прощения, помни - прибью при попытке пригубить простое пиво. Про поллитру позабудь пожизненно.
Педагогический приём применения полена помог.
Положив прочную палку под подушку, Полина почивала прекрасно, Пётр, постанывая, потирал побитую поясницу. После прилёг подремать подле постели Полины, прикрывшись половичком. По пробуждении, превозмогая похмелье, Пётр припомнил произошедшее, пригорюнился, поднял пустую поллитровку, поплакал, плюнул, почесал потылицу. Приму постриг, подумал пьяница, посещу погост, попрошу предков простить, понять, помочь, Прощай, прекрасное поместье, прощай постылая презренная Полина. Прощайте, потомки, помните папочку, подрастайте, Привет, привет, Пошёл Пётр прямым путём, позади путника поднималсь пыль, повиснув подобно печальной пасмурной пелене....

Да да, помню.

Однажды отец Онуфрий, охаживая окрестности Онежского озера, обнаружил оголенную Ольгу. "О, Ольга! Отдайся, озолочу!" Ольга отдалась. Отведав оного, отец Онуфрий от оплаты отказался. Обманутая, оскорбленная, обозленная Ольга огрела отца Онуфрия огромной оглоблей. Отчего отец Онуфрий околел."

Про Отца Онуфрия целый роман может получиться

Отец Онуфрий отдыхал около озера. Отца Онуфрия обильно окружали оводы. Отец Онуфрий окончательно отчаялся, отмахиваясь от оводов опахалом.
— Одумайтесь, окаянные отродья, огрею — околеете! — орал отец Онуфрий, остервенело орудуя опахалом. Оводы отлетали, однако описывали около отца Онуфрия окружности. Обкусанный оводами отец Онуфрий озверел. Отдохновение отменилось, осталось одно — отгонять окаянное отребье. Объясняем — отбиваться.
— Отче, одари отрядом омоновцев!!! — озаботился отец Онуфрий.
Отче отвечать отказался, омоновцы обломались. Оглядевшись, отец Онуфрий обнаружил огромную осиновую оглоблю. Оглашая окрестности ором, обезумевший отец Онуфрий обхватил оконечность оглобли, ожесточенно отмахиваясь от оводов. Ошарашенные оводы отлетели окончательно.
— Одумались, отродья! — облегченно охнул обессиленный отец Онуфрий, отдышавшись. — Однако, оглобля — отличное оружие, опаснее огнемета.
Окунувшись, обтеревшись, отец Онуфрий оделся. Освятив окрестности озера, отправился отужинать отварным осетром, омлетом, окуньками. Обожравшись, отец Онуфрий опоносился.

***

Огромная Олена отжимала онучи. Отец Онуфрий ошивался около, оглядывая Оленины окорока. «Обширно!» — обдумывал отец Онуфрий. — «Однако, облапаю — огреет!..»
Отложив отжатые онучи, Олена оглянулась.
— Обгадили онучи, однако, отстирала! — отчиталась она.
Обуреваемый охотой обнять Олену, отец Онуфрий открыл объятья.
— О Олена! Отдайся — отымею! (обходительный отец Онуфрий...)
— Овцу отымей, охальник! — отмахнулась Олена. Отец Онуфрий обиделся.
— Окучиваю-окучиваю — отсылают! — объявил он, обхватывая Оленины окорока.
— Опротивел, оглоед озабоченный! Отстань — онучей огрею! — орала Олена.
Оробев, отец Онуфрий отскочил.
— Отвергли! Одумайся, Олена: оскверню обеты — овцу отымею!!!
— Отымей-отымей — остепенишься, обезьяна омерзительная!
Огорченный отказом, отец Онуфрий, озабоченно оглядываясь, отправился отыскивать овцу. Овца обреталась около овина. Отец Онуфрий оседлал овцу. Овца орала, отбрыкиваясь.
— Ори-ори, одно — отымею, — обещал отец Онуфрий.
Обуздав овцу, отец Онуфрий обещание осуществил (объясняем — отымел).
— Озорник! — окликнула Олена, охорашиваясь около окна. — Объявись откушать: окрошка, оладушки. Однако облапишь — огребешь оплеуху!
Облагодетельствованный отец Онуфрий объявился откушать. Опосля обеда отца Онуфрия одолела отрыжка. Олена отварила отцветшие одуванчики. Отпоенный отвратительным отваром, отец Онуфрий опух, однако отрыгиваться окончил.

***

Обольстительная Оксана окучивала огурцы. Отец Онуфрий, обойдя околицей, остановился около ограды, обозревая Оксану.
— Оксана, обнажись! Обожествлю!
— Обожествишь?! Общеизвестно — отымеешь!
— Овладею... — осторожно объяснил отец Онуфрий.
— Огурцом огребешь!
«Огурцы, онучи — одно: огребу» — осознал отец Онуфрий. — «Однако, охота! Остается отыметь отару овец... Однозначно!»
Отец Онуфрий обреченно отправился отыскивать отару овец. Отара отъедалась около оврага. Обнаружив отца Онуфрия, овцы опасливо отбежали. Однако Оксана, отметив отход отца Онуфрия, обеспокоилась:
— Отходишь? Остановись, останься — обласкаю!
Отец Онуфрий отряхнул одежды, отрекся от овец, отправился облагодетельствовать Оксану.
— Отходим огородами! — объявила Оксана, обняв отца Онуфрия. — Около оврага...
Отец Онуфрий, очарованный объятиями Оксаны, обрадовался.
— Отправляемся! — охнула Оксана, оправляя оранжевый очипок.
Отец Онуфрий осклабился, охваченный ознобом.
Обходя ольшаник, около окраины оврага отца Онуфрия одолела одышка. Он откинул одежды, опрокидывая Оксану. Оксана ойкнула, обколотая острой осокой. Огневалась, оправила оборки одеяния.
— Отец Онуфрий, — обозлилась она, оглядывая обнаженного охальника — отвратительно! Омерзительно! Оденься обратно, обезьяна одночленистая! Ожиревший ортодокс! Осьминог обрюзгший!!! Отвали!!!
Озверевшая Оксана, отменно отпинав отца Онуфрия, оттащила от него одежду. Отец Онуфрий, обнаружив около оврага одеяло, обвернулся оным, озабоченный отсутствием одежды.
— Однако, оказия! — охнул отец Онуфрий, отправляясь отслужить обедню.
Обольстительная Оксана отшвырнула охабень отца Онуфрия. Отплевываясь, она озлобленно орала:
— Отстирай одежду, олигофрен!!! Омойся!!! Объявишься около — орган оторву!!! Обхаживай овец, обжора!!!
Обернутого одеялом отца Онуфрия обсмеяли. Отец Онуфрий очень обиделся, обедню отслуживать отказался.

***

Однажды осенью отец Онуфрий очнулся, опохмелился оставшимися огурчиками, отрезвел, оделся, оставил опочивальню, отслужил обедню, окрестил отрока. Отвинтил, открутил, откупорил, отхлебнул — опьянел опять. Отведал окрошки, откушал орешков, отпробовал осетринки, окорочков, окуньков , оладушек, овощей — объевшийся отец отобедал основательно.
Отдохнув, отец Онуфрий отправился осматривать окрестности Онежского озера. Обойдя оврагом огороженный от овец овин, он основательно остолбенел. Обитательница окрестной окраины, обнаженная отроковица Ольга осторожно отмывала опыленные одежды около отдаленной осиновой опушки.
Озаренные огнями осени Онежские озера! Оправив оловянный ободок огромных очков, овдовевший отец Онуфрий обстоятельно оглядел оную отуманившую очи особу. Окстись, отче, окаянный опутал!
-Оля, околдовала, обольстила... обласкай одинокого отшельника! — ораторствовал онежский орел, охваченный огнем отец Онуфрий.
— Отойдите, отец Онуфрий! Оторву окоянный отросток! — отвечала ошарашенная Ольга.
— Отдайся! Осчастливлю! — околодовывал обуреваемый охальник.
-Ого? Охотно! Однако обязан оплатить оное, — обдумав, ответствовала обаятельная отроковица.
-Озолочу, осыплю охапками ожерелий! Обещаю отары овец, ондатровые одежды! — обманывал Ольгу одержимый.
-Отрадно, отче! Отлично, обдумаем-обсудим, — обрадовалась она.
Отец Онуфрий обаял, обнял, обвил, обхватил... Ольга обмякла, обворожительно опрокинулась, отчаянно отдалась... Однако, окончив оплодотворение, отдышавшийся отец отказался оплачивать обещанное.
-Облысевший, ожиревший, обнищавший осталоп! Обесславил, обездолил, ограбил одинокую овечку! Отдавай обещанную ондатру, оборотень окаянный! Одичавший осел! Обсчитал, обчистил, обесчестил! Ослеплю, отравлю, оцарапаюб ославлю! — озверела Ольга.
-Очумела, озорница? Отвали отсюда, — отрешенно отмахнулся от Ольги остывший отец Онуфрий.
Обиженная, опозоренная, ожесточившая отроковица огрела отца Онуфрия опасным оружием — огромной осиновой оглоблей. Ослабев, ошеломленный Онуфрий оступился, омертвел, обрушился оземь. Отмстившая Ольга обмылась, отерлась, обсохла, обулась, оделась. Отроковица озабоченно обыскала окровавленного отца Онуфрия, ощупала онучи, обшарила отвороты, однако отменно осерчала, обнаружив остывшие остатки онуфриевого обеда.
Ох... Оплетенные осоками онежские омуты... Огромный одухотворенный океан обхватил, обмыл, обласкал останки отца Онуфрия... Оминь.

***

Однажды отец Онуфрий обедал. Отпив «Оболони», он обмолвился: «Отлично, охальники!».
Он обозревал окрестности Онежского озера. Отара овец обходила околицу. Отец Онуфрий обомлел: «Откуда овцы?». Одна овца остановилась, обернувшись отроковицей Ольгой. Отроковица оправила одежду, оголила окорока. Откуда-то объявились орки. Отверзив очи, Ольга оголтело отоваривала орков оглоблею. Орки одаривали отроковицу осатанелым оскалом. Обнимали, обхаживали, отпрыгивали от оглобли.
Оное окончательно обидело отца Онуфрия.
«Оборотни! Оборотни! — орал отец Онуфрий. — Обмороки! Отравился „Оболонью“!»
— Ох, отец, — осторожно отозвалась охлаждённая Оболонь, — «Оболонь» — откровение! Она открывает определённое око. Она — оружие оккультных операций, онтологическая основа!
— Окстись! — отец осенил «Оболонь» обожествлённым орудием.
— Охолонись, отче! — Оболонь опенилась, облако овальных орнаментов окружило отца Онуфрия, он обернулся Ольгой.
— О-о-о! — огляделся отец Онуфрий, оглаживая округлости.
— Оргазм? — озаботилась «Оболонь».
— Отлично!
— О’кей! Остановимся?
— Отдай обратно отца Онуфрия! — огорчилась «Ольга».
Опаньки! Отец Онуфрий опять отец Онуфрий!
— Окосеть! — обрадовался оный. — Однако опохмелиться отрадно!
— Отведай, — ответствовала «Оболонь». Отец основательно отхлебнул, откусил огурчик.
— Охохонюшки-хо-хо! Отоспаться охота!
Отец Онуфрий отошёл опочивать.
«Отсталый он, — опечалилась «Оболонь». — Отоспится, отрыгнёт, окажется обычным олухом. Окрыление — оно особенным открывается. О«Генри, Одоевский, Оноре, Островский, Олди, Огиньский, Offspring — они отмечены озарением! Отвалившаяся образина — оловянная, омерзительная!»
— Отдыхай! — Оболонь отвернулась от отца Онуфрия, оставив оного одиноким, образно ограбленным.
Отчизна! «Оболонь» отправилась опекать одарённых отроков! От обпившихся ослов, обдолбанных опиумом охлоса, «Оболонь» открещивается. Одумайтесь!
Охаивая огульно отечество, однако отметим, окаянное очень отличается от опальных открывателей «Оболони». Оно овеяно особенными образами. Окраины, оградки, осины, овины, опять отроковицы...
Отец Онуфрий очнулся. Отлив отходы от «Оболони», отошёл от отхожего очка. Осмотрелся.
О, Отчизна! Очей очарованье!